Правда людей - Страница 44


К оглавлению

44

— Что такое? — не понимая причину остановки, прапорщик привстал.

— Ничего, — ответил я и ударил его.

Кулаком в грудь, чуть пониже гортани, чтобы по бронхам спазм пошел. Не получилось. С одного удара прапорщика не вырубил, он отклонился. С ноги коленом в пах. На этот раз достал. Сопровождающий, хрипя, осел. Он не ожидал нападения и за это поплатился. После чего я обхватил шею прапорщика и придушил его.

Сопровождающий задергался и замер. Пульс был, но сознание он потерял. Это нормально и, забрав оружие прапорщика, я связал его ремнем. Только с этим закончил, как откинулся полог, и я увидел Лопарева, на щеке которого вновь красовался шрам.

— Помоги, — крикнул Иван Иванович и, оставив прапорщика в покое, я спрыгнул на дорогу.

Мы на трассе, грузовик на обочине. Мимо нас потоком идут машины, и я плотнее надвинул на лицо форменную кепку. Но в целом все спокойно и до нас никому нет никакого дела. Стоит "урал", видимо, сломался, а рядом два военных человека, плюс со стороны обочины еще один лежит.

— Водителя в кузов? — спросил я полковника.

— Конечно, — он мотнул головой и добавил. — Солдатик глазастый попался. Косился-косился и спросил: "А чего это у вас, тащ полковник, на щеке?" Пришлось раньше срока его вырубить. Жаль парня, думаю, челюсть ему сломал. Зато живой.

— Хорошо, что грим не в части потек, — хватаясь за ноги водителя, сказал я.

Лопарев ничего не добавил. Вдвоем мы закинули тело связанного поясным ремешком водителя в кузов, к прапорщику, и тут мимо пошла следующая часть военной автоколонны. Находящаяся впереди штабная машина остановилась и в окне показалась знакомая нам ряха майора Чулкова. Было, он хотел что-то сказать, видимо, уточнить причину остановки, но увидел грозного "полковника Васнецова", который погрозил ему кулаком, и промолчал.

Колонна прошла мимо, и мы продолжили движение. С грехом пополам я стронул "урал" с места и повел его к повороту, где нас ожидали товарищи на двух "газелях" и "шестерке. Проехали пару километров и пост ВАИ. Опытные военные автоинспекторы заметили, что грузовик движется с трудом, рывками, и хотели нас остановить. Однако Лопарев засветил полковничьи погоны, и с нами решили не связываться. Снова мы избежали проблем, а затем показался заветный поворот на тихий проселок, и грузовик свернул.

Сто метров и "урал" замер в неприметной роще невдалеке от трассы. Мы с Лопаревым покинули кабину и вскоре появились камрады. Они подскочили к нам, и я отдал команду:

— Разгружайте грузовик. Ящики в "газели", вскроем потом. Поживее, братва. У нас есть пятнадцать минут, не больше. Людей из кузова в рощу, пусть посидят. Кабину облить бензином.

Бойцы занялись делом, а мы с Лопаревым переоделись. Ровно через четверть часа "урал" опустел и был подожжен, а группа, замаскировав груз заранее подготовленными промасленными одеялами и железками, через Алабино, помчалась в сторону Апрелевки. Впереди было несколько постов ГАИ и не везде дело можно решить деньгами. Поэтому бойцы были готовы к бою. Но в этот день фортуна была с нами. Никто нас не останавливал и уже к вечеру, удалившись от Москвы, мы прибыли в Белоомут.

Глава 12


Москва. Осень 2013-го.

Я окинул взглядом щуплого бритоголового подростка, от которого пахло так, словно он только что копался в помойке, и спросил его:

— Как тебя зовут?

— Ливер, — паренек смотрел исподлобья.

— С чего такое прозвище?

— Колбасу ливерную уважаю. В магазине кусок колбасы украл, а меня поймали. С той поры и прилипло.

— А по документам тебя как звать-величать?

— А ты че, в натуре, мент или прокурор?

Стоящий рядом с Ливером боец нашего отряда, Рубило, которого мы в свое время подобрали на улице, толкнул его в бок:

— Не ершись. Тебя спросили, ответь. В детдом никто не сдаст, и в приемную семью не вернут, не те здесь люди.

Ливер кивнул:

— По документам Артем Денисович Щукин.

— Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— К нам хочешь?

Краткая заминка и кивок:

— Да. У вас бригада крутая, — он кивнул на Рубило, — браток так говорит, и я ему верю.

— Чем занимаемся, понятие имеешь?

— Слышал, вы против олигархов-воров и прочей нечисти.

— Про испытательный срок знаешь?

— Слышал. Два месяца.

— Верно. А что за длинный язык бывает, знаешь?

Беспризорник, которого вместе с такими же, как и он, уличными бродяжками, привел на мою новую съемную квартиру Рубило, ощерился:

— Если ко мне по-человечески, то я и со всей душой. Не сдам. Мы не из болтливых.

— Ты за него ручаешься? — я кивнул нашему бойцу, по паспорту Топорову Альберту.

— Ручаюсь.

— Тогда ты с нами, — следующий кивок Ливеру. — Поешь, переоденься, помойся и отдохни. Завтра поедешь в тренировочный лагерь.

— Понял.

Ливер и Рубило вышли, а расположившийся на диване за моей спиной Паша Гоман пробурчал:

— Детский сад сопливый. Зачем они нам? Ладно, двух-трех пригрели, но больше это уже перебор.

— Э-э-э, нет, Паша, — я покачал головой. — Ты ошибаешься. Это не детский сад, а наше будущее.

— Будущее — это да, спора нет. Но бойцы из них никакие.

— А ты про чернецовцев слышал?

— Нет. А кто это?

— В начале Гражданской войны был на Дону лихой есаул, Василий Чернецов. Он бился против красных и считался героем. Однако за ним никто не пошел, люди устали от войны и думали, что все будет хорошо и жизнь наладится сама по себе. И тогда Чернецов стал набирать в свой партизанский отряд тех, у кого сердца горели: семинаристов и гимназистов.

44