Правда людей - Страница 41

К оглавлению

— Как ты? Говорить можешь?

— Да-а-а… — с трудом прохрипел парень.

— Меня узнаешь?

— Да-а-а… Егор…

— Где болит?

— Шш-ея.

Лопарев тронул меня за плечо:

— Надо его к Жарову в Белоомут.

— Да, — согласился я и поднялся: — Ратибор и Крестоносец, живо за носилками.

— Сам поедешь? — спросил Лопарев.

— Ага, — я кивнул и сказал то, что не успел в блиндаже: — А вы начинайте ребят на группы делить.

— Понятно, — Иван Иваныч мотнул головой.

До населенного пункта добрались быстро. Укрытая тентом машина стояла неподалеку. Так что быстрый марш по лесу, выехали на дорогу, по газам и перед нами окраина Белоомута, тихая улица и наша база, двухэтажный кирпичный домик с просторным подворьем, подвалом, гаражом и небольшим огородом. Благодать. Сельская пастораль.

Предупрежденный по телефону Жаров нас уже ждал. Пара комнат в доме были оборудованы для приема больных, и доктор сделал все быстро и четко. Он осмотрел бойца, который уже оклемался и прижимал к распухающей шее холодный компресс, пощупал его, опросил, уложил на кровать и вышел ко мне.

Я находился на веранде, пил чай и, глядя, как похожий на Чехова доктор спокойно моет руки, подумал, что знаю о нем очень и очень мало. Все времени нет поговорить. Но одно можно сказать сразу. Сдавать нас Жаров не собирается, в Москву без сопровождения не выезжает, и вернуться к привычной жизни желания не изъявляет. Для меня этого достаточно, тем более что в наши дела Ярослав Всеволодович не лезет. Ему довольно того, что он может жить как человек, кушать нормальную еду, спать на чистых простынях и сидя перед телевизором, по стариковски, ругать правительство. А все остальное воспринимается врачом как-то спокойно и равнодушно. Устал он маяться, вот и вся разгадка такого поведения. Был бы попроще, наверное, спился бы. Однако интеллигентское воспитание, в хорошем смысле этого слова, не дает ему уходить от реальности подобным образом.

— Как Веретено? — спросил я врача.

— Вы про пациента? — уточнил он.

— Про него.

— Все нормально. Сильный ушиб, но позвонки и хрящи вроде бы целы. Пока достаточно компрессов, а если начнутся осложнения, тогда придется везти мальчика на рентген. Поэтому лучше оставить его у меня.

— Хорошо, пусть останется, — сказал я и задал Жарову новый вопрос, который интересовал меня как командира: — Ярослав Всеволодович, а вам доводилось заниматься пациентами из зоны боевых действий.

— Вы имеете в виду людей с огнестрельными и осколочными ранениями? — Жаров по-прежнему был вежлив.

— Именно, я говорю о них.

Жаров помедлил, пожевал тонкими губами и ответил:

— Да, раненые в моей практике были. В девяносто шестом году я работал в Ростовском военном госпитале, к нам тогда многих привозили. Надеюсь, понимаете откуда?

— Понимаю. Чечня.

— Вот-вот.

Врач тяжело вздохнул, замолчал и хотел выйти, но я удержал его:

— Ярослав Всеволодович, посидите со мной. Чаю попьем.

— Чай это хорошо. Но мне зеленый.

— Вы хозяин в доме, — я улыбнулся, — значит, вам и решать.

Доктор заварил чай и расположился напротив. Лицо спокойное и умиротворенное, тяжелая фаянсовая кружка в сухих старческих руках, а нос втягивал идущие от нее ароматы. Я молчал. Он тоже. Но, наконец, Жаров не выдержал моего прямого взгляда, поднял глаза и спросил:

— Егор, позволите вопрос?

— Конечно.

Ярослав Всеволодович слегка повел плечами, словно ему зябко, и спросил:

— Кто вы и в чем ваша цель?

— Не понял вашего вопроса. Кто это "вы"? Конкретно я или вся наша кампания?

— Я говорю про всех.

Строгие глаза хирурга смотрели на меня, будто рентгеном просвечивали, и я ответил предельно честно:

— Можете считать нас революционерами, Ярослав Всеволодович, не ошибетесь.

— Вот, значит, как, а я поначалу подумал, что вы бандиты.

— Нет. Мы не братва из лихих девяностых, хотя, должен признать, что наши методы на начальном этапе похожи. Но товарищ Сталин в свое время тоже банки грабил и считался разбойником, а в итоге выбился в лидеры великой державы.

— И вы берете с него пример?

— Нет. Мы сами по себе.

— А в чем конечная цель вашего движения?

— Построение общества, в котором во главу угла будет ставиться социальная справедливость. Это самое главное, а остальное должно приложиться. Ведь если нет справедливости, то все остальное пустой звук, и наш с вами народ вымирает не потому, что он состоит из алкашей и моральных уродов. Нет. Причина в ином. В государстве нет правды, а раз так, то нет резонов жить и рвать пупок ради той сволоты, которая окопалась на самом верху. Человек должен иметь что-то в душе, чистое и светлое. Он должен быть уверен, что его интересы-свободы защищаются, а дети не станут рабами. Только тогда он может шагнуть вперед, к звездам и великим свершениям.

— Цели у вас достойные, — Жаров покивал и добавил: — Был у меня когда-то пациент, полковник ФСБ, и он говорил как вы, слово в слово. Сейчас он, наверное, на пенсии уже. Свой век доживает и правителей страны проклинает.

— А адреса этого полковника вы не помните? — сразу насторожился я, услышав про отставника, чьи мысли совпадали с моими.

— Нет, — врач покачал головой. — Давно это было, лет шесть назад, я еще не бомжевал.

— А фамилия, имя, отчество офицера?

— А вам зачем, Егор?

— Мне специалисты нужны, Ярослав Всеволодович, — признался я. — Военные и работники спецслужб.

— Так он уже старый, — Жаров скривился. — Вам, наверное, не подойдет.